Сырой ветер ворвался в комнату, наполнив ее запахом моря. Этот запах старался впитаться во все, что было вокруг. Пронизывая вещи и запутываясь в волосах, он пытался забраться глубже и посильнее ухватиться за что-нибудь. Он словно поджидал эту грозу, чтобы наконец-то вырваться на волю и погулять в свою полную силу…
Мы вышли на улицу, с трудом удерживаясь на ногах. Порывы ветра действительно были ужасными. Тело пронизывали холодные потоки «властелина бурь», в голосах окружающих людей проскальзывали нотки страха и удивления, когда они видели, как мы, пробираясь сквозь ограждения, пытаемся выйти на край обрыва. Трава плотно была прижата к земле, мелкие камешки и ракушки уже полностью сдуло с земли. Мы подходили к краю. К краю над пропастью. Казалось, это и есть тот самый край земли, за которым начинается бездна…
Зрелище было действительно потрясающим. Ветер и все его фокусы оказались прелюдией. Настоящее же действие разворачивалось в море. Некогда прозрачное с легким зеленоватым оттенком по краям и синим чуть дальше от берега, сейчас оно полностью размыло эти четкие краски и добавило свои. Зловещие волны буро-черного цвета разрывали на куски любое напоминание о ровной морской глади, кусали друг друга, напоминая зверей с пеной бешенства на клыках. А над этим полем боя диких зверей возвышались темно-синие тучи, мрачно созерцая то, что происходит под ними. Они выжидали. Кое-где уже сверкали молнии, но время дождя еще не пришло. Дождь – это всегда переломный момент, который, ведёт к завершению бури, а она сейчас только набирала ход…
Полоска берега уже полностью скрылась под водой. Теперь везде было только море. Обрыв возвышался над ним, и мы, стоя на самом его краю, испытывали смешанные чувства. Это был дикий восторг от близости мощной стихии и, в то же время животный страх от нее же. Ветер превратился в ледяной. Тело покрылось мурашками, и практически невозможно было дышать. Нашему дыханию противостояло дыхание ветра с моря…
В каких-то домах начали выть собаки, их вой смешивался со свистом и гудением ветра и шумом гигантских волн в море.
«Вот это музыка для меня», - мысль пронеслась настолько быстро, что я не смогла даже прочувствовать ее как следует. А ведь это была не просто музыка, это было целое представление, такое себе «reality-show», участие в котором принесет удовольствие далеко не каждому. Именно в этом случае можно вспомнить об участии без финиша, когда до финиша надо не просто дойти, а дожить. С соседней скалы откололся кусок и с грохотом разбил морскую пучину, увлекая с собой на дно сотни мелких камушков. Навсегда. Послышался крик. Собаки уже не выли, а жалостно скулили, ветер же набирал обороты. Из волн на море вырисовывались фигуры, они хитро поглядывали на людей и уходили вглубь, небо раскалывалось бесконечными вспышками молний, грохот от грома доходил до самого сердца. Перерождение природы. Так именно все и происходит. Прекрасно и, в то же время, отвратительно. Две бесконечности, сходящиеся и, накладывающиеся друг на друга и являющиеся в сущности одним и тем же. Это как рождение, в котором, несмотря на все существующие мнения, нет ничего прекрасного. Это зарождение жизни на границе другой. Бег по лезвию. Без возможности вернуться по развалинам моста. Ведь мост можно разрушить «недавно», а, оглянувшись, обнаружить вековые развалины. Как потом объяснить, когда он был на самом деле разрушен? Но дело не в развалинах, а в тонкой нити, натянутой между двумя берегами. Можно, увидев развалины, отвернуться и пойти дальше, а можно, разглядев эту нить, по ней построить мост. Хотя никто не поручится за его качество и за неизменность событий по ту его сторону по прошествию времени. Смысл в кирпичах, из которых выложен мост. Каждый кирпич – это рождение и приближение к берегу. Вопрос в другом, если мост уже был построен, а затем разрушен, может быть нет надобности заново его строить? Может быть, вопрос перерождения это не просто вопрос рождения после смерти, а вопрос рождения регресса, ибо прогресс здесь - это цепочка именно от рождения к смерти, но не наоборот. Возможно ли тогда, что перерождение – это зло? И что это уже не просто прилив и отлив на море, которые символизируют именно течение жизни с различными ее спадами и подъемами, но именно буря, шторм, противостояние стихии. Это и есть сущность перерождения. Но сущность не объясняет смысл.
Холод овладел не только телом, но проник и глубоко в душу. Ветер носился по обрыву, отрывая куски земли, впиваясь когтями в траву, кусая камни. Все это напоминало бешеный танец. Дикий танцор бросался то на берег, то возвращался и еще больше волновал море. Волны, казалось, обезумели. Какими же жалкими и ничтожными на всем этом фоне смотрелись люди. Прятались дома или пугливо прижимались к деревьям и стенам, думая, что там они в большей безопасности, чем мы. Поймав на себе сочувствующий и испуганный взгляд, я улыбнулась и снова посмотрела на море. Если и существует понятие абсолютная сила, то его проявление предстало прямо передо мной. Сгорающее в черном огне небо сливалось с волнами, создавая ощущение абсолютного единства стихии. Зверь наконец-то разорвал оковы. Из пучины морской пены показалась фигура вороного коня. Встряхнув снежно-белой гривой, он промчался по гребню волны и нырнул обратно в бездну. В ответ бездна изрыгнула невообразимо громадную волну, напоминающую пасть дракона. Волна с громким рычанием разбилась о скалы, и мы почувствовали дрожание земли. Твердыня пошатнулась, но выстояла…
Обломки прошлого всплыли на поверхности памяти. Это были всего лишь жалкие куски бездарно прожитого времени, но их присутствие наполняло болью сердце. Волны продолжали беситься и без труда смыли остатки прошлого. Борозды и следы на воде никогда не сравняться с такими следами же на твердой почве. Но до нее еще далеко. А пока я смотрю на море… и оно мне нравится. Я его обожаю. Что бы ни случалось, какая бы буря ни бесновалась ночью, на утро оно тихое и спокойное. Сейчас это бешеный зверь, которого невозможно унять, пока он сам не поймет и не отпустит гнев. Оно коварное. Оно никогда ничего не забывает и не прощает. Оно безжалостное, но, в то же время, справедливое. Его нельзя обвинить в бесчувственности. Оно не знает границ, но ему всегда противостоит земля. Твердыня, дальше которой волны не вырвутся. Они крушат твердыню, царапают, разбивают, но она отделывается лишь небольшими царапинами. И море успокаивается. После рождения всегда наступает смерть, потому человек начинает умирать с первой секунды своего рождения. Так и буря, зарождаясь, уже мечтает о штиле. И он никогда ее не подводит…
Последний раз взглянув на море, я предоставила стихию самой себе и побрела в сторону дома. За спиной разрывался от рёва ветер, но мне было уже все равно. Есть время быть в эпицентре бури, а есть время для возвращения домой. И это время настало, хотя штиль навечно связан со штормом…
Я подошла к дому. В окне зажегся свет. Шторм стихал… Море засыпало...
2006 г
